Одлян, или Воздух свободы - Страница 109


К оглавлению

109

В последние два дня Глаз заметил, что парни по трубам стали разговаривать чаще. И смотрели на него испытующе. К чему бы это? Развязка наступила скоро.

После обеда надзиратель открыл кормушку и крикнул:

– Петров, с вещами!

Глаз скатал матрац и закурил. Ребята столпились и зашептались. Один залез под шконку, переговорил с какой-то камерой и вылез.

– Глаз,— вперед вышел парень по кличке Чока,— объясни нам, почему тебя часто бросают из камеры в камеру.

Он понял — старая песня.

– А откуда мне знать? Спросите начальство. Вы сами меня пригласили.

– Нам передали, что ты наседка.

– Что же я могу у вас насиживать? Здесь все осужденные. Преступления у всех раскрыты.

– Но ты сидел в разных камерах и под следствием. Сидел со взросляками. Сидел с Толей Паниным, который шел в несознанку по мокряку. Тебя из его камеры перебросили в другую. А ты знаешь, что Толю раскрутили и скоро будет суд? Ему могут дать вышак. Здесь, на малолетке, сидит его брат. Мы сейчас с ним разговаривали. Он да еще кое-кто просят набить тебе харю.

– Когда я сидел с Толей Паниным, мы с ним ни о его деле, ни о моем не разговаривали. Толя что — дурак, болтать о нераскрытом?

На Глаза перло несколько человек из тех, кто не сидел с ним, когда они пытались убежать из тюрьмы. А старые знакомые вступиться не могли, раз было решение набить морду Глазу.

– Ладно, хорош базарить, а то его скоро уведут,— сказал Чока и отошел от Глаза.

Малолетки разбежались по своим шконкам, оставив Глаза возле бачка с водой. «Что же это такое,— подумал Глаз,— хотят набить рожу, а все попрыгали на шконки».

От стола на Глаза медленно шел Алмаз. Алмаз был боксер — ему поручили исполнить приговор.

Глаз еще раз окинул взглядом пацанов, сидящих на шконках, перевел взгляд на швабру в углу, с нее на тазик под бачком с водой. «Швабра — это ерунда,— молниеносно заработало сознание Глаза,— с ходу сломается. А тазик пойдет. Выплесну ему в рожу воду и рубцом тазика огрею по голове».

Но тут Глаз заколебался. Ведь, прежде чем ударить Алмаза тазиком, придется окатить его помойной водой. Глаз не только зачушит Алмаза, но и зачушит ребят: брызги долетят до них. Этого пацаны ему не простят. Зачушить малолетку — посильнее всякого удара. Вся камера взбунтуется против Глаза. Нет, водой из тазика в рожу Алмазу нельзя. А если воду вылить на пол, пропадет внезапность нападения. Алмаз изготовится. И удар не пропустит. Отскочит. Он боксер. «Будь что будет, ведь меня сейчас уведут». И Глаз остался на месте.

Алмаз сработал чисто, по-боксерски. С ходу два удара в лицо. Рассек Глазу бровь. Он и еще бы ударил, но, увидев кровь, отошел.

Пацаны с криками соскочили со шконок и подбежали к Глазу. Они были уверены, что он будет сопротивляться или выкинет что-нибудь такое, отчего Алмаз к нему не подступится. Но все обошлось. Глаз побит. Кто-то оторвал от газеты маленький клочок и приклеил Глазу на бровь. Кто-то обтер с лица кровь, чтоб, когда поведут, не было видно, что его побили.

– Не заложишь нас? — спросил Чока.

– Совсем охерели? — Глаз оглядел пацанов.

– А кто тебя знает…— Чока помолчал.— Надо спрятать стиры.

Пацаны перепрятали карты.

– Тогда и мойку перепрячьте. Я ведь знаю, где она лежит.

Парни переглянулись, но лезвие перепрятывать не стали.

– Вы что, правда поверили, что я наседка?

Ему никто не ответил. В коридоре забренчали ключами.

– Петров, на выход!

На пороге стоял корпусной. Глаз взял под мышку матрац, а пацаны, пока он стоял спиной к корпусному, прилепили ему на бровь другой клочок бумажки. Первый уже промок от крови.

– Глаз, пока! Глаз, просись еще к нам! — заорали пацаны.

У порога Глаз обернулся к ребятам и махнул им рукой:

– Аля-улю.

И Глаза закрыли в старую камеру.

У Глаза настроение — дрянь. Приняли за наседку. Кто, кто первый пустил эту парашу? Сейчас он боялся, вдруг малолетки придут на работу и закричат в окно: «Берегитесь Глаза, он — наседка!»

Через несколько дней малолеток вывели на работу. Через окно они поздоровались с Глазом, а кричать ничего не кричали. Это подняло настроение, и вечером он устроил концерт. От старого резинового сапога отрезал часть голенища, обернул ложку резиной, вывернул лампочку дневного света и сунул в патрон конец ложки. И стал крутить. Из патрона посыпались искры, и где-то перегорел предохранитель. Свет потух вдоль запретки, в коридоре и в соседних камерах. Слышно было, как дежурный в коридоре кричал в телефонную трубку, вызывая электриков.

Электрощитовая была на улице, и вся камера слышала, как пришли электрики-зеки и, матерясь, заменили предохранитель.

Не прошло и часа — Глаз номер повторил. Снова крик дежурного в телефон и мат электриков на улице.

21

Через несколько дней Глаза и двух взросляков перевели в камеру в основной корпус, в полуподвальный этаж, где сидели смертники, особняки и на дураков косящие. Это была та самая камера, из которой малолетки вырвались.

– Эх и буду я здесь чудить, — сказал Глаз, когда они зашли в свободную камеру. — Они замучаются менять предохранители.

Не успели расстелить матрацы, как в камеру посадили еще троих взросляков. Теперь все места заняты.

Познакомившись, зеки стали интересоваться, у кого какие сроки и кто откуда. Может, земляк найдется. Оказалось, самый маленький срок — пять лет — у парня по имени Вадим, а самый большой — пятнадцать — у мужчины лет тридцати пяти. Был он с севера Тюменской области и попал за убийство. Застрелил из ружья сожительницу, застав в постели с мужчиной. Несмотря на то, что у Богдана самый большой срок, он — самый веселый.

109