Одлян, или Воздух свободы - Страница 130


К оглавлению

130

– Что стоите? Пожмите руки, и на этом кончим.

Смолин, непритворно улыбнувшись, протянул Глазу руку. Тот протянул свою.

Больше недели у Глаза под глазом сиял фонарь: коцем пнули. Смолин долго к нему не подходил, просто не замечал. Но когда Глаза в школе записали — верхняя пуговица у куртки расстегнута, — Слава заорал на него:

– Опять ты! На цирлах, к воспитателю.

Глаз промолчал и к воспитателю не пошел.

– Ты че, не понял, что ли?

– Я понял, но к воспитателю не пойду.

В ответ Глаз получил несильную пощечину. Смолин развернулся и ушел.

В комнате были ребята, но не кенты Смолина. Глаз с одним в туалете поделился:

– А не сильно Смолин бьет. Так себе. И всегда ладонью.

На следующий день Слава зашел в комнату и тихо Глаза спросил:

– Значит, я не сильно бью, да?

Глаз промолчал. Он никак не думал, что парень передаст.

– Эх, Глаз, — сказал Слава, и его лицо от злости искривилось.

Сейчас ему хотелось ударить Глаза не ладонью. Но нельзя. Глаз ответит, и выйдет драка. Его снова изобьют. Но Павлуха Славу на второй раз может не простить, и полетит он из комиссии внутреннего порядка. И Смолин, не зная, как излить злобу, укусил Глаза за ухо.

5

На разводе дпнк подошел к шестому отделению и сказал:

– Петров, беги, переодевайся, и на свиданку.

Глаз сбегал, переоделся в школьную робу, и его отвели на вахту. В маленькой комнате ждала мать.

– Здравствуй, мама, — сказал Глаз, подходя к ней.

– Здравствуй, Коля, — ответила мать.

Они сели за стол.

– Ну как у тебя дела, сынок?

– Ничего, хорошо.

– Я тебе еды привезла, поешь вначале.

И мать закопошилась у сумок.

Глаз поел немного и закурил.

– Тебе передачу примут?

– Нет. У нас передача раз в четыре месяца. Потом, из дома пошлешь.

– Что мало поел? Раз передача не положена, поешь больше.

– Свидание четыре часа, наемся.

Дверь комнаты закрыта. Мать спросила:

– Здесь можно хоть о чем говорить?

– Можно. Никто не подслушивает. И магнитофона, конечно, нет.

– В Падуне неприятностей было много. Вначале отца приступ схватил. Сердце. Он автобус в Заводоуковске ждал на вокзале. Его милиция забрала и увезла в вытрезвитель. Думали, что пьяный. Там его узнали и в больницу отвезли. Потом привезла домой, он лежал и не поднимался. Все жалобы писал, что в тебя стреляли. Хотел, чтоб Колесова наказали. — Мать помолчала. — Потом его парализовало. Он плохо говорить стал. Все плакал и бормотал, что зря девятнадцать лет в милиции проработал. Зря боролся. А правды не было и нет. — Мать платком вытерла слезы и продолжала: — А перед этим в Заводоуковске Галю ограбили. Нож к горлу подставили. Часы, перстень, сережки сняли. Отец заявление в милицию написал. А они дело заводить не стали, сказав, что ее никто не грабил. Свидетелей нет. Отцу после этого вообще плохо стало. Вот его и парализовало. Я тебе в Тюмени на свидании не стала об этом говорить, там женщина слушала. Потом отца в больницу положили, и там он умер. Я дала телеграммы. Дима, Даша, Сергей приехали на милицейской машине. Дима шофером в милиции работает. Он пошел к начальнику милиции — Пальцев-то сейчас в Ялуторовске начальником милиции — и сказал, что его дядя умер. Объяснил. Пальцев выделил машину.

Мать рассказала, как хоронили отца, кто приезжал на похороны, как она решила уехать к дочери в Волгоград.

Незаметно прошли четыре часа. Свиданка закончилась. Мать с сыном попрощались, и Глаза увели на корпус. До съема около часа.

В грязовецкой колонии свидание разрешали в три месяца раз по четыре часа. Лет семь назад для родителей, кто приезжал с другого конца страны, свидание разрешали по два дня.

Прибыл как-то цыган на зону и отправил куда-то письмо. Домашнего адреса не было: цыгане кочевали. Месяца через два табор прикочевал в Грязовец и расположился за городом недалеко от колонии. Цыгане пришли на свиданку, человек сорок. Кто-то из них в грамоте кумекал и заявление написал. Обязанности начальника колонии исполнял Павлуха и, подписав заявление, сказал, что на свидании будут присутствовать только близкие родственники.

– А кто близкие родственники? — спросил пожилой цыган с пышной бородой.

– Отец, мать, братья, сестры, — ответил Павлуха.

– А дед, бабка — близкие родственники?

– Близкие.

– Тогда на свиданку пойдут все, — сказал цыган.

– Как все? Весь табор, что ли?

– Весь.

– Сколько вас человек?

– Сорок три.

– И все родственники?

– А как же, — ответил цыган и стал загибать прокуренные пальцы, — два деда, две бабки, я, мать, одиннадцать родных братьев и сестер…

– Хватит, — сказал Павлуха. — Все повидаетесь. Только не в один день. Комната для свиданий на столько родственников не рассчитана. Даю четыре дня.

– Дай Бог здоровья, — сказал старый цыган.

За четыре дня цыгане с Ромкой не навидались. На пятый пахан пришел к Павлухе и попросил еще два дня. Павлуха разрешил. Но старый цыган стал просить еще день. Павлуха сдался. Он думал — все, табор снимется и уедет. Но цыгане и на восьмой день пришли к колонии… Павлуха не выдержал и вызвал милицию. Нескольких цыган забрали и пристращали, и на другой день табор покинул старый русский город Грязовец.

Город Грязовец возник на месте старого поселения во времена правления Екатерины Второй. Датой его основания считается лето 1780 года. В девятнадцатом веке построили острог. За сто с лишним лет кто в нем только не сидел. В начале двадцатого века в острог и революционеры стали попадать, а город Грязовец превратился в место ссылки революционеров. Здесь отбывал ссылку член партии большевиков с 1903 П. А. Бляхин, впоследствии писатель, автор повести «Красные дьяволята» и трилогии, посвященной первой русской революции.

130