Одлян, или Воздух свободы - Страница 73

«Из Одляна ты вырвешься…»

Утром Глаз, заправляя кровать, вспомнил кровавый сон и разговор с невидимым. «Да это же мне во сне приснилось», — подумал он и услышал окрик помогальника:

– Глаз, что ты копаешься, давай быстрей.

Помогальник — это с ним при Махе борзонул Глаз — торопил его на толчок.

Из отряда они вышли вдвоем. Глаз нес ведро и старенький веник. Мозырь шел с крепкой палкой. «Это хорошо, что он ведет меня один. Все-таки один бить будет, — думал Глаз. — Неужели, сука, сильно отдуплит меня? Вон какую палку взял. Не скоро сломается».

Был выходной. Около толчка — никого. Глаз шел впереди Мозыря по кровавому пятачку. Здесь всегда дубасили пацанов.

– Ну, Глаз,— сказал Мозырь и ударил его палкой по богонельке.

В этот момент со стороны третьего отряда раздался окрик:

– Мозырь, подожди!

К толчку спешили два вора: Голубь и Компот.

– За что Глаза на толчок? — спросил на ходу Компот.

– Да этот, Раб КПСС, иголки проглотил, а Глаз видел и не помешал.

Компот встал рядом с Мозырем и, глядя ему в глаза, произнес:

– Ну, Раб проглотил, а Глазу — толчок? Раба и ведите.

– Раба еще вчера в больничку отправили, а Кирка Глазу наряд выписал.

– И ты будешь его дуплить?

– Кирка приказал.

– Мозырь, хочешь, я сейчас возьму у тебя палку и расщепаю ее о твой шарабан? — спросил Компот.

Мозырь посмотрел на Компота, потом на Голубя, который все молча стоял и курил.

– Пусть Глаз подметет толчок, а ты, Мозырь, его не тронь. Усек?

– Ладно,— ответил Мозырь.

Глаз пошел подметать толчок. Голубь не спеша тронул в отряд, а Компот остался с Мозырем.

Все воры хорошо знали Глаза, он не раз к ним ходил с поручениями от Маха.

В отделении букварей жил хлеборез Дима. Когда Глаз пришел на зону, Дима был забитым пацаном и Томильца, тогда помогальника, пуще огня боялся. Но вот в столовой освободилось место хлебореза, воры и актив протолкнули туда Диму. И он, работая в столовой, воров и актив седьмого отряда мазево подогревал. Самых авторитетных мяском баловал. Половину мяса съедали воры и роги. А для пацанов оставалась одна баланда.

Дима за полгода в столовой обшустрился и, кроме рога отряда и Томильца, никого не кнокал. Дима был здоровенный парень, около двух метров, и обладал недюжинной силой. И вот как-то активисты решили повеселиться и четвертую часть отряда загнали в ленинскую комнату, сказав, что за двойки дуплить будут.

В ленинскую комнату, в окружении актива, улыбаясь, зашел Дима. На руках — шубенки.

– Построились, — крикнул Птица, и ребята встали по два. — Сегодня вас Дима будет отоваривать. Всего по одной моргушке. Кто первый?

Пацаны стояли и смотрели на Диму. Никто первый выходить не хотел.

– Пирамида, — сказал Птица, — выходи. Пирамида вышел и встал перед дверью. Дима подошел к нему и, размахнувшись, ударил правой рукой, одетой в шубенку, по левой жевалке. Пирамиду как ветром сдуло. Он вылетел в двери. Активисты, да и все ребята, кого сейчас Дима бить будет, засмеялись.

– Следующий!

И парни выходили к Диме, и тот длинными, мощными маховиками вышибал всех в двери. Если б на его руках не было шубенок, он бы не одного пацана зашиб.

Зону облетела новость: бугор букварей с седьмого отряда, Томилец, опетушил новичка. Недолго думая новичок пошел и заложил Томильца начальнику отряда.

Кирка доложил начальнику колонии, и Томильца, а следом и новичка, вызвал хозяин. Новичок рассказал, как Томилец пригласил его в каптерку, избил и изнасиловал.

– Если вы не привлекете его,— сказал новичок хозяину,— то ко мне через несколько дней приезжают родители. Я им пожалуюсь. Мой папа — профессор медицинского института, мама — второй секретарь райкома партии.

Челидзе не захотел усложнять дело и дал команду, чтоб председателя совета воспитанников двадцать пятого отделения привлечь за мужеложство к уголовной ответственности, а новичка чтоб никто и пальцем не трогал.

Томильца увели в дисциплинарный изолятор и с первым этапом отправили в златоустовскую тюрьму.

Новичка за то, что он заложил Томильца, невзлюбил весь отряд. Невиданное дело на зоне — идти и заложить активиста. Новичок, взлелеянный папой и мамой, воровских законов принимать не хотел и, поняв, что на зоне жить ему придется тяжко, при первом же случае фуганул на бугра, надеясь, что после этого его никто бить не будет. И он не просчитался. Ударить его после запрета хозяина никто не мог. Над ним лишь зло смеялись.

Глаз был хозяйкой, но лычки пока не носил. Но скоро ему вручат остроконечный четырехугольный ромб с красной полоской у нижнего конца, и он должен его надеть на грудь. По телу Глаза проходит дрожь. Он, которого каждый день долбят, должен носить знак с кровавой полоской. Эту красную лычку ненавидят большинство воспитанников, и лишь актив, добиваясь досрочки, носит ее на груди. Красный цвет приносит одни страдания пацанам. Их бьют активисты, нанося удары рукой, на которой красная повязка. Начальники отрядов с красными околышами на фуражках подписывают им чуть ли не смертные приговоры на толчок.

Во многих тюрьмах на малолетке, если одежда у пацана красная, ее выбрасывают в парашу. Если родители принесли сигареты в красных пачках, все сигареты летят в парашу, даже когда подсос. Копченую колбасу, хоть она и не совсем красная, пацаны тоже бросают в парашу.

Глаз на этапе слышал — ему взросляк рассказывал,— что в одной из колоний красный цвет был западло и малолетки колбасу выбрасывали в толчок. Рядом с колонией несовершеннолетних, через забор, стояла колония взросляков. Мужики прослышали, что пацаны колбасу бросают в толчок, и сказали, чтоб они ее через забор им пуляли. И полетела колбаса к взрослякам.