Глаз пошел в толчок. Оправился. Когда шел назад, вспомнил, что голос ему сказал походить около отряда, а потом сходить в толчок и не прятать в карман беретку. Теперь ведь так и вышло. Он, не думая об этом, погулял возле отряда, потом ноги его сами понесли в толчок, и, главное, он даже не думал, что надо спрятать беретку в карман, чтоб ее с головы не стащили.
«Неужели я начал от этого Одляна сходить с ума? Неужели сойду? Нет, с ума сходить нельзя. Ведь если и правда сойду, мне все равно не поверят, скажут, что я кошу. Нет, господи, нет, с ума нельзя сходить. Что угодно только остаться в своем уме. Буду считать, что я пока в своем уме. И это мне все приснилось. Интересно, а я узнаю, что я сошел с ума? Если сошел, то я же не пойму, что я дураком стал. Вот у нас в Падуне Петя Вагай. То ли он дураком родился, то ли потом стал, а если стал, то он же не понял, что теперь он дурак. Нет, если я так рассуждаю, то я, слава богу, еще не дурак».
Глаз сел на лавочку. Скоро объявили построение в столовую. После ужина Мехля собрал обойку в ленинской комнате.
– Ну что, выдры, — начал он, — подборзели. Вас не так давно за работу дуплили, а вы, шкуры, еле шевелитесь. За этот месяц чтоб план перевыполнили. Все необходимое будет. Сейчас малярку дуплят, будут вовремя поставлять локотники, в рот их долбать. В общем, от вас все зависит. — Мехля помолчал. — Ну а сейчас по одному в туалетную комнату.
В туалетной комнате актив пацанам ставил моргушки. Слава богу, Мехля палку с собой не взял. Он стоял у окна и наблюдал. На кого он был зол, ставил моргушки сам. Если парень начинал кайфовать, он отпускал его. Бугры и помогальники били несильно. Понимали они, что Мехля ради досрочки хочет перевыполнить план. А план зависел от поставки другими цехами необходимых деталей. А другие цехи зависели от смежников.
В туалет зашел Глаз. Мехля, увидев его, положил сигарету на подоконник и поставил Глазу несколько моргушек. Видя, что Глаз теряет сознание, пнул его под зад и выгнал.
Глазу надо было идти налево, в спальню или на улицу, но он после моргушек еще не оправился и побрел в ленинскую комнату. Увидев ребят — а они стояли в очереди в туалетную комнату, — пришел в себя. Парни, смеясь, спросили его:
– Что, Глаз, по второму заходу?
Он улыбнулся, но ничего не ответил и вышел на улицу. Сел на лавочку. Сколько сидел — не помнил. Сознание провалилось.
– Эй, Глаз, — услышал он. За рукав его тряс земляк Дима Нинин. — Что, спишь?
Глаз пришел в себя и, не зная, что ответить, сказал:
– Да.
Дима поговорил с Глазом и ушел. Глаз остался. Ему захотелось в толчок. Перед толчком он сунул беретку в карман. Сел на отверстие посредине туалета. В воровской угол или ближе к нему садиться не стал. Придет сейчас какой-нибудь рог или вор и прогонит его ближе к выходу. Не занимай не свое место. Бывало, рог или вор, зайдя в туалет, выгоняли пацанов. И кряхтели в одиночестве.
У Глаза в кармане был довольно жирный бычок, и он прикурил его. Единственный кайф в зоне — посидеть в толчке и покурить. Чем сильнее он затягивался, иногда всасывая дым с воздухом, чтоб покрепче было, тем больше понимал, что начинает терять сознание. «Что за черт, — подумал Глаз, — надо оправиться побыстрей и выйти, а то потеряю сознание и упаду. Сам себя заминирую». Перестал курить — ему стало легче. Вот он еще несколько раз затянулся с воздушком — уж так хотелось кайфануть, и стало тяжело дышать, и опять начал терять сознание. Глаз бросил окурок. Попробовал вдохнуть глубже, но у него не получилось. В груди слышен хрип. Потом пошли красные и оранжевые круги в глазах, и он, боясь упасть на мокрый пол, встал и пошел. «Что это такое? — думал он. — Как затянусь, так плохо становится. Не легкие ли отбили? А может, воспаление легких? Но у меня нет температуры. — Глаз потрогал лоб.— А может, только начинается, и совсем плохо я почувствую позже. Вот бы с воспалением легких попасть в больничку! Недельки на две! Ладно. Будет видно».
Вместо своей спальни Глаз попал к букварям. Оглядев чужую спальню и делая вид, что кого-то ищет, развернулся и зашел в туалетную комнату. Умылся. Пополоскал во рту. Попил холодной воды. Вытерся робой и двинул в свою спальню.
Только вошел, как ему помрог сказал:
– Глаз, сходи к Трохе за гитарой. Если не даст, пусть хоть перед отбоем принесут.
Глаз вышел на улицу. Пройдя немного, подумал: «А куда я иду? Мне же в другую сторону». Он остановился, постоял и пошел во второй отряд.
Троха сидел на кровати.
– Лебедь гитару просит, — сказал Глаз.
– Бери, — Троха кивнул на второй ярус кровати.
Глаз отнес гитару, а после отбоя мучительно думал, как вырваться из зоны.
До родительской — меньше месяца. Рог зоны бросил запрет на кулак: ни одного пацана до родительской не избивать. Если какой пацан борзеет и не выполняет команды, поставить несколько моргушек или разок-другой стукнуть по грудянке. Для профилактики. Но чтоб массовых избиений не было. Ведь надо показать родителям сыновей неизбитыми. Не дай бог, если кому-нибудь выбьют жевалку, тогда такому бугру не миновать гнева рога зоны.
Теперь по цехам рог зоны ходил часто. Завидев его, мелкие воришки разбегались, а ребята работали проворнее.
План июля выполнялся внатяжку. Поставщики недодавали необходимый материал. Хозяин приказал работать в три смены — материал пришел с опозданием. Надо наверстывать план.
Ребята любили третью смену. Если не было никаких ЧП, их не били, а воспитанники, многим из которых не было и шестнадцати, в день работали по восемь и более часов и были рады. В отряде в эти часы приходилось шестерить, исполняя разные прихоти бугров, рогов, воров.