Одлян, или Воздух свободы - Страница 77

К оглавлению

– Нет, я такую бражку пить не буду.

– Не хочешь как хочешь, — сказал Толя. Он поставил кружку и прыгнул на шконку.

– А что ты испугался, — сказал Глаз. — Я с утра полторы высосал, и ничего. Башка только трещит.

Наступило молчание.

– А ты откуда сам? — спросил Глаз.

– Из Тюмени.

– По какой статье?

– По сто семьдесят третьей.

– Я что то не знаю такой.

– За взятку.

– А-а-а, — Глаз почесал затылок, — давал или брал?

– В милиции сказали, что брал, — улыбнулся Чингиз.

– А кем пахал?

– Кем работал?

– Аха.

– Заместителем начальника строительного управления.

– Охо! — воскликнул Глаз. — И в партии состоял?

– Состоял. — Чингиз опустил глаза.

– Из партии нагнали?

– Да.

– Не переживай, может, восстановят. — Глаз помолчал. — Слушай, а должен ли член партии платить членские взносы со взятки?

Зеки готовы были забалдеть, но смеяться нельзя. Чингиз, чуть подумав, ответил:

– Коммунист не должен брать взяток.

– А если коммунист взятки берет, должен ли он взносы платить?

Чингиз не ответил. Тогда Глаз сказал:

– Я так думаю: настоящий коммунист должен платить членские взносы со взятки. Потому что он — настоящий коммунист.

Глаз закурил новую сигарету.

– У нас как-то в КПЗ начальника посадили, так он с таким кешелем пришел, — Глаз обрисовал руками здоровенный кешель, — а у вас — маленький.

– Это еда. У меня на складе чемодан забрали.

– Чемодан! — воскликнул Глаз. — И что там было? Водяры не было?

– Водки не было, — Чингиз улыбнулся, — белье, одежда теплая. Правда, одеколон был и свежесть.

– Мать моя тюрьма! — Глаз запрокинул голову и закрыл глаза. — Чингиз, тебе что-нибудь из чемодана нужно?

– Конечно.

– А если чемодан принесут, отдашь мне одеколон?

– Отдам.

– А свежесть?

– Отдам.

Глаз знал, что чемоданы в камеру не пропускают, но все равно сказал:

– Стучи в кормушку. Подойдет дубак, скажи, что на складе необходимые вещи оставил. Если поведут, сунь незаметно одеколон в карман.

Чингиз постучал в кормушку. Подошел надзиратель.

– Товарищ сержант…

– Не товарищ, а гражданин, — перебил его дубак, — твой товарищ — тамбовский волк. Чаво?

– Да я на складе вещи в чемодане оставил, а некоторые нужны. Нельзя ли принести?

– Какие еще вещи, — возмутился дубак, — может, и бабу попросишь, — сказал он и захлопнул кормушку.

– Не хочет, шакал. Ничего, я с ним сейчас поговорю. Кину леща, согласится, может, — сказал Глаз и, поговорив с Чингизом, спросил: — Одеколон со свежестью у тебя в чемодане не сверху лежат?

– Нет, внизу.

– Отлично, — сказал Глаз и метнулся к дверям. Побарабанив в дверь, стал ждать дубака. Но тот не подходил. Тогда Глаз стал так барабанить, что стук несся по всему коридору. Дубак прибежал.

– Что расстучались, делать нечего? — сказал он, открыв кормушку.

– Слушай, старшой, — ласково начал Глаз, сунув голову в кормушку, — тут к нам новичка посадили, который у вас вещи просил. Он на воле большим начальником был, и начальника управления внутренних дел Нытикова хорошо знает. Помоги ему насчет вещей. Сделай, чтоб их сюда принесли. А то он переживает, бедный, говорит, а чем я буду зубы чистить. И мыло там. Пусть его корпусной сводит на склад.

Дежурный, выслушав, сказал:

– Что ты несешь. Никаких вещей! Надо сразу было брать.

– Ну позови корпусного. Может, потом, когда его выпустят, он тебя к себе работать возьмет, на полставки. У тебя же много свободного времени.

– Корпусному некогда. Хватит язык чесать. Ну и болтун ты.

Надзиратель закрыл кормушку, а Глаз крикнул:

– Зови корпусного! Не то барабанить буду.

Глаз закурил и стал быстро ходить по камере. Ему так хотелось тяпнуть флакон одеколона, что у него стала обильно выделяться слюна. Сплевывать на пол нельзя, а крышку параши открывать не хотелось, и он глотал слюну.

Походив немного, Глаз остановился возле Чингиза.

– Ты, брат, извини, мы тут пошутковали. У нас бражки в камере нет. Это мы так, для смеху. Посидишь вот и тоже чудить начнешь. Тут скукотища. — Глаз вздохнул, а зеки только теперь засмеялись над розыгрышем. Посмеялись и Глаз с Чингизом.

Когда все успокоились, Глаз сказал:

– Буду стучать. Пусть зовет корпусного. Чем черт не шутит, может, разрешит принести вещи. Одеколон, одеколончик, — пропел Глаз и забарабанил в кормушку.

Подошел надзиратель.

– Старшой, зови корпусного. Буду стучать до тех пор, пока не позовешь.

– Достучишься до карцера, — сказал надзиратель, уходя.

Глаз, барабаня, добился своего: пришел корпусной. Открыв кормушку, громко спросил:

– Кто тут в карцер хочет?

Глаз подошел к кормушке и объяснил корпусному.

– Я тебе сделаю пять суток, чтоб в дверь не барабанил. Что за него глотку дерешь?

– Земляк мой.

Корпусной улыбнулся.

– Необходимые вещи у него есть. Будешь стучать, уведу в карцер.

Корпусной даже не поговорил с новичком, хлопнул кормушкой и ушел.

– Вот пидар. Вот змей чекистский, в натуре.

– Ладно, Глаз, не стучи. Точно в карцер отведет, — сказал Толя.

Глаз вздохнул.

– Не пить мне одеколона и не запивать свежестью. Но ни хе-ра. Зима, лето — год долой, одну пасху — и домой. А там я напьюсь. Спирту. До блевотины. Ох! Как хочется напиться и порыгать.

– Напиться и порыгать, — подхватил Толя, и нам не мешало б. Э-э-эх, — вздохнул он и потянулся.

Дело Чингиза было крупным. В управлении брали взятки за легковые машины и другой дефицит. Арестовали многих. В тюрьме сидел и начальник управления.